…истина достигает полноты лишь в единстве тождества с разностью и тем самым состоит только в этом единстве. (485)
Как и подобает упрямому немцу, упорно стоит на своем: объединяем необъединяемое, и точка.
…разность, как таковая, в ее абстрактности, ближайшим образом безразлична к одинаковости и неодинаковости. (497)
Различие вообще содержит в себе обе свои стороны как моменты; в разности они равнодушно распадаются врозь; в противоположности как таковой они суть стороны различия, определенные лишь одна через другую, — суть, стало быть, лишь моменты; но они вместе с тем также определены в самих себе, как безразличные друг к другу и взаимно исключающие: они суть самостоятельные определения рефлексии. (508)
Одно из важнейших познаний состоит в усмотрении и удержании того взгляда на эту природу рассмотренных определений рефлексии, что их истина состоит лишь в их соотношении друг с другом, и тем самым состоит в том, что каждое из них в самом своем понятии содержит другое; без этого познания нельзя, собственно говоря, сделать и шагу в философии. (510)
Тем самым Гегель определенно утверждает, что истинным философом может быть лишь шизофреник.
Действительно, какой же ты философ, если не можешь обосновать, или хотя бы твердить с непоколебимым упорством, что вот это самое, например, здесь лежит и не лежит одновременно?
…следовало бы противоречие признать более глубоким и более существенным. Ибо по сравнению с ним тождество есть лишь определение простого непосредственного, определение мертвенного бытия, противоречие же есть корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в себе противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью. (520)
То, что противоречие может быть причиной движения, с этим следует согласиться; например, зять вошел в противоречие с тещей и, как следствие, организовал движение половника по шее теще. Далее могло произойти (а могло и не произойти) связанное со всем этим движение полиции и т. д. Но то, что без противоречия движение невозможно, следует оспорить. Для этого достаточно посмотреть на звездное небо: какие еще противоречия движут небесными телами? Не простое ли это движение по инерции в условиях гравитационных полей? И какие-такие противоречия двигали А. С. Пушкиным, когда он сотворил совершенно неземное «Я помню чудное мгновенье…»?
…противоречие не следует принимать только за какую-то аномалию, встречающуюся лишь кое-где: оно есть отрицательное в своем существенном определении, принцип всякого самодвижения, состоящего не в чем ином, как в некотором изображении противоречия. Само внешнее чувственное движение есть его непосредственное наличное бытие. Нечто движется не поскольку оно в этом «теперь» находится здесь, а в другом теперь «там», а лишь поскольку оно в одном и том же «теперь» находится здесь и не здесь, поскольку оно в этом «здесь» одновременно находится и не находится.
Надлежит согласиться с древними диалектиками, что противоречие, которое они нашли в движении, действительно существует; но из этого не следует, что движения нет, а наоборот, что движение есть само существующее противоречие. (521)
Здесь видимое смешение представления с мышлением. Для представления (созерцания, измерения) всегда необходимо некоторое конечное время.
За это время, как бы оно не было мало, движущееся тело пройдет некоторый конечный путь, соответственно будет здесь и не здесь, то есть в начале процесса измерения будет в одном месте, а в конце процесса измерения — соответственно в другом. Но ничто не мешает в мышлении фиксировать момент времени, в который движущееся тело будет именно здесь, и никак не в «не здесь». Каждый, кто хотя бы ознакомился с теоретической механикой, не говоря уж о механике аналитической, все эти «здесь» и в то же время «не здесь» считает просто пустыми словами.
Подробнее обо всем этом сказано в Предисловии.
Но не дает нам покоя вопрос — откуда все-таки первоначально пошла быть эта крайне злокачественная и имеющая в итоге такие большие последствия для судеб всего человечества мысль про «и тут, и не тут»? Где ее сокровенные истоки? Каковы условия ее формирования? Каков ее генезис? Должна быть и у нее своя первопричина. Разъяснил же нам Кант, спасибо ему, что все, имеющее место быть, имеет место быть не просто так, так сказать, самостийно, а произошло из ранее имеющего места быть. Более того, Кант совершенно определенно напирает, что нет вообще ничего, имеющего место быть, что не произошло из имеющего места быть ранее. Но мы, как ни старались, в логическом пространстве ничего подходящего обнаружить не смогли. Убедились мы в очередной раз, что мышление наше далеко и не вполне диалектическое. Любопытство, однако, одолевает. И хотя в самом начале нашего исследования мы обязались рассматривать исключительно логическую сторону дела, взглянем же, хоть один раз, на сторону психологическую. Утверждать со всей определенностью мы не беремся, но один, гипотетический вариант ответа, у нас есть. Вариант этот таков. Если философ после напряженного трудового дня позволил себе бутылочку-другую бургундского или хотя бы рейнского, то греха в этом никакого нет. Но если после этого вперил он свой исследовательский ищущий взор в любую, пусть даже совершенно пустяшную, находящуюся поблизости, вещь-в -себе, скажем, на абажур, на бокал или на кота, то, точно знаю, смотри он хоть левым глазом, хоть правым, хоть обоими глазами одновременно, всенепременно и с полной ясностью обнаружит он на практике это самое несомненное «и тут, и не тут; но так же верно, что тут»! А если еще, до кучи, устремит он случайно взор свой на пробегающую мимо курицу, пиши — пропало. Все загадки движения отпадут сами собой.
Мы, грешным делом, за неимением рационального объяснения в области чистого бытия, вынуждены искать его в области бытия наличного, в скорбной юдоли всеобщего становления, разрушения и прехождения. Полагаем, что именно таким образом, сама собою, подобно искре, самочинно проскочила первоначально эта самая подлая мыслишка и озарила, и зажгла ум. Ну, а уж с зажженным-то умом, да располагая кое-каким философским инструментом, развить ее — дело техники.
Нечто, следовательно, жизненно лишь постольку, поскольку оно содержит в себе противоречие и притом есть та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его. Но если нечто существующее не способно в своем положительном определении вместе с тем охватывать свое отрицательное определение и удерживать одно в другом, если оно не способно иметь в самом себе противоречие, то оно не есть само живое единство, не есть основание, а идет в противоречии ко дну. (521)
Нечто жизненно не постольку, поскольку имеет в себе противоречие — противоречие скорее есть действительно аномалия, болезнь нечто; нечто жизненно лишь постольку, поскольку имеет приток извне материи, энергии и информации.
Противоположные постольку содержат в себе противоречие, поскольку они в одном и тот же отношении суть — а). соотносящиеся друг с другом отрицательно или взаимно упраздняющие друг друга и в). безразличные друг к другу. (522)
Та же навязчивая мысль: взаимно упраздняющие друг друга и в то же самое время безразличные друг к другу.
Так все-таки Вася, или не Вася?
Лишь доведенные до заостренности противоречия, многообразные впервые становятся активными и живыми по отношению друг к другу и получают в нем ту отрицательность, которая есть имманентная пульсация самодвижения и жизненности. (523)
Далее анализируется принцип Лейбница: все имеет достаточное основание.
Глава «Основание» начинается так:
Сущность определяет самое себя как основание. (525)
…она (сущность) определена в себе или для нас как основание, в котором разрешается бытие. (525)
Поскольку от определения, как первого непосредственного, идут дальше, к основанию, то основание есть ближайшим образом определение через то первое. Однако этот процесс определения, с одной стороны, как снятие процесса определения, есть лишь восстановление,. тождество сущности, которое рефлексивное определение есть в себе; с другой же стороны, это отрицающее движение, как процесс определения, и есть впервые полагание той рефлексивной определенности, которая представлялась непосредственной, но которая на самом деле лишь положена исключающей самое себя рефлексией основания… Следовательно, как основание, она полагает себя как сущность, и ее процесс определения в том именно и состоит, что она полагает себя как сущность. (526)
Да это просто потрясающе: сущность …полагает себя как сущность, и ее процесс определения в том именно и состоит, что она полагает себя как сущность.
Нам объясняют с умным видом, что, к примеру, бегемот есть бегемот, и потому только он есть бегемот, что определяет себя как бегемот.
Рефлексия есть чистое опосредствование вообще, основание есть реальное опосредствование сущности с собой. Первая, движение ничто через ничто обратно к самому себе, есть свечение себя в некотором другом… (526)
А это вообще поражает своей «глубиной»: движение ничто через ничто обратно к самому себе, есть свечение себя в некотором другом…
Основание есть, во-первых, абсолютное основание, в котором сущность ближайшим образом есть вообще основа для того соотношения, которое конституируется категорией основания; но ближе оно определяет себя как форму и материю, и сообщает себе некоторое содержание. Во-вторых, оно есть определенное основание, как основание некоторого определенного содержания; поскольку соотношение основания в своей реализации становится вообще внешним себе, оно переходит в обусловливающее опосредствование. В-третьих, основание предполагает условия; но условие в такой же степени предполагает основание; безусловное есть их единство, суть в себе (die Sache an sich), которая через опосредствование обуславливающего соотношения переходит в существование. (527)
В этом абзаце Гегель откровенно озорничает.
Все имеет достаточное основание. (Лейбниц) — Гегель отмечает, что слово «достаточное» здесь излишне, ибо то, для чего основание было бы недостаточным, не имело бы никакого основания, а между тем ведь все должно иметь свое основание. (528)
Лейбниц этот принцип понимал глубже других и положил его в основу своей философии. Он понимал его не только в механическом смысле причинности, но и в целевом отношении (как будто в природе есть цель). Гегель отмечает:… телеологическое основание есть достояние понятия…(528−529)
Сущность обладает некоторой формой и ее определениями. Лишь как основание, она впервые обладает прочной непосредственностью или есть субстрат. Сущность как таковая едина со своей рефлексией и есть неразличимо само движение рефлексии. Поэтому нельзя сказать, что это движение рефлексии проделывается сущностью; она также не есть то, с чего рефлексия начинает, как с первого. Это обстоятельство затрудняет вообще изложение рефлексии; ибо нельзя сказать, что сущность возвращается сама в себя, что сущность светит в себя, так как она не существует до своего движения… (530)
Что тут сказать? Недержание речи.
В том-то и состоит абсолютное взаимоотношение формы и сущности, что последняя есть простое единство основания и обоснованного, и в этом единстве как раз сама является определенной или есть отрицательное и отличает себя как основу от формы, но таким образом сама становится вместе с тем основанием и моментом формы. (532)
…форма имеет в своем собственном тождестве сущность, равно как сущность имеет в своей отрицательной природе абсолютную форму. Нельзя, стало быть, задавать вопрос, каким образом форма привходит к сущности, ибо она есть лишь свечение последней в себя самое, ее собственная, имманентная ей рефлексия. (532−533)
Под словом «материя» Гегель имеет в виду: Материя есть… простое лишенное различий тождество, которое есть сущность, с тем определением, что она есть другое формы. (533)
Предложение есть, мысли нет.
…материя должна иметь форму, а форма должна материализоваться… Поэтому форма определяет материю, а материя определяется формой. (533)
Материя имеет форму.
Содержание имеет, во-первых, некоторую форму и некоторую материю, принадлежащие ему и существенные для него; оно есть их единство.
Содержание тоже имеет форму.
Но так как это единство есть вместе с тем определенное или положенное единство, то содержание противостоит форме; последняя составляет положенность и есть по отношению к содержанию несущественное. Поэтому содержание безразлично к форме; последняя объемлет собой как форму как таковую, так и материю; и содержание имеет, стало быть, форму и материю, основу которых оно составляет и которые суть для него голая положенность. (540). И содержание, и материя имеют форму.
О формальном основании. В силу этого тождества основания и обоснованного как по содержанию, так и по форме, основание есть достаточное (при ограничении достаточности этим соотношением); нет ничего в основании, чего нет в обоснованном, точно также, как нет ничего в обоснованном, чего нет в основании. … поскольку в определенном основании основание и обоснованное суть вся форма, и их содержание, хотя и определенное, есть одно и то же, то основание в обеих его сторонах еще не определено реально, они не имеют разного содержания; определенность есть пока что лишь простая, еще не перешедшая на эти стороны определенность; определенное основание имеется пока что лишь в своей чистой форме, имеется лишь формальное основание. (543)
По существу — это когда в следствии нет ничего, чего нет в причине.
О реальном основании. …содержание состоит в том, что оно есть тождество основания с самим собой в обоснованном и обоснованного в основании.
…возвращение в основание и выхождение из него к положенному уже не есть тавтология; основание реализовано. (548)
Вследствие… разности…основы и того, что связано с ней в обосновании, указание реальных оснований становится, следовательно, таким же формализмом, как и формальное основание. В последнем тождественное с собой содержание безразлично к форме; в реальном основании имеет место то же самое. Вследствие этого оказывается далее, что оно не содержит в себе самой указание, какое из многообразных определений должно считать существенным. Нечто есть некоторое конкретное, состоящее из таких многообразных определений, которые оказываются в нем одинаково постоянными и пребывающими. Поэтому одно из них с точно таким же правом, как и другое, может быть определено как основание, а именно, как-то существенное определение, сравнительно с которыми прочие суть тогда лишь некоторое положенное. (553)
Отыскивание и указание основания, в чем преимущественно и состоит рассуждение, есть поэтому бесконечное шатание из стороны в сторону, не приводящее ни к какому окончательному определению; относительно всего и каждого можно указать одно или несколько хороших оснований, ровно как и относительно его противоположного, и может иметься множество оснований, без того, чтобы из них что-нибудь следовало. То, что Сократ и Платон называли софистикой, есть не что иное, как рассуждение из оснований… Основания почерпываются лишь из существенных определений содержания, отношений и точек зрения, которые в каждой вещи имеются во множестве, ровно как и в ее противоположности; каждое из этих определений в своей форме существенности значимо ровно столько же, сколько и другое; так как оно не объемлет всей вещи, то оно есть одностороннее основание, прочем другие стороны вещи имеют в свою очередь другие особенные основания, ни одно из которых не исчерпывает вещи, составляющей их соединение и содержащей их все вместе; ни одно из них не есть достаточное основание, то есть понятие. (554−555)
Реальное основание ничем по существу не отличается от формального основания.
О полном основании. Вследствие того, что реальное основание само возвратилось в свое основание, в нем восстанавливается тождество основания и обоснованного, или формальное основание. Возникшее соотношение основания есть поэтому полное соотношение, содержащее в себе вместе и формальное, и реальное основание… (556)
Полное основание — это и формальное, и реальное основание.
Об относительно-безусловном. …само наличное бытие непосредственно и не имеет основания… …наличное бытие есть некоторое положенное; непосредственное наличное бытие должно быть условием не для себя, а для другого. Но вместе с тем то обстоятельство, что оно есть условие для другого, само есть лишь некоторое положенное; что оно есть некоторое положенное, это снято в его непосредственности, и какое-либо наличное бытие безразлично к тому факту, что оно есть условие. (559−560)
Нечто есть не в силу своего условия; его условие не представляет собой его основания. (560)
Иными словами, налично бытие было всегда.
Много слов наговорили об основаниях, а вот с мыслями — хуже.
Оба относительно-безусловных ближайшим образом светят каждое в другое: условие, как непосредственное, светит в формальное соотношение основания, а это соотношение — в непосредственное наличное бытие как в свою положенность, но каждое из них вне этого мерцания одного в другом самостоятельно и имеет свое собственное содержание. (562)
В голове у Гегеля, действительно, мерцает. И ничем тут не поможешь.
Обе стороны целого условие и основание, суть, следовательно, единое существенное единство и как содержание, и как форма. Они переходят друг в друга через себя самих. Или, иными словами, так как они суть рефлексии, то они полагают сами себя как снятые, соотносят себя с этим своим отрицанием и взаимно предполагают себя. (564)
Пожалуй, можно сказать, что имеется здесь простое недержание речи.
А «крыша едет» определенно.
Выход мыслимой вещи в существование. (566)
Абсолютно-безусловное есть абсолютное, тождественное со своим условием основание, непосредственно мыслимая вещь как истинно-существенная.(566)
Движение мыслимой вещи, состоящее в том, что она, с одной стороны, полагается через ее условия, а с другой — через ее основание, есть лишь исчезание видимости опосредствования. Становление мыслимой вещи положенного есть, стало быть, выступление, простой выход в существование, чистое движение ее к себе самой. Если имеются налицо все условия какой-нибудь мыслимой вещи, то она вступает в существование: мыслимая вещь имеет бытие ранее, чем она существует…(568)
…если все условия мыслимой вещи налицо, то есть если положена ее тотальность как лишенная основания непосредственность, то это рассеянное многообразие углубляется в нем самом.- Вся мыслимая вещь должна наличествовать в ее условиях, или, иначе говоря, для ее существования требуются все условия…(569)
Мыслимая вещь проистекает из основания (569)
На стр. 556−569 слов много, но мало мыслей. Анализировать каждое предложение этого текста на предмет констатации отсутствия смысла можно, но не видно никакой необходимости. Если у читателя есть такое желание, то проделать это он вполне в состоянии и сам.
