Бытие есть неопределенное непосредственное. (66)

Бытие, чистое бытие — без всякого дальнейшего определения. (66)

Бытие есть чистая неопределенность и пустота.(67)

Ничто, чистое ничто; оно простое равенство с самим собой, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания. … Ничто… то же самое отсутствие определений и, значит, то же самое, что и чистое бытие. (67)

Бытие перешло в ничто, а ничто перешло в бытие. Их истина есть… движение непосредственного исчезновения одного в другом: становление; такое движение, в котором оба они различны, но таким различием, которое столь же непосредственно растворилось. (68)

Одной из причин… путаницы служит, между прочим, то обстоятельство, что сознание привносит в такие абстрактные логические положения представления о некотором конкретном нечто и забывает, что речь идет вовсе не о таковом, а лишь о чистых абстракциях бытия и ничто, и что следует твердо держаться исключительно лишь этих последних. (71)

Лишь наличное бытие содержит в себе реальное различие между бытием и ничто, а именно, некое нечто и некое другое. (74)

…предложение в форме суждения не пригодно для выражения спекулятивных истин. (78)

Спекулятивным мышлением Гегель называет философское мышление.

Бытие не было бы вообще абсолютным началом, если бы оно обладало некоторой определенностью: оно тогда зависело бы от другого и не было бы непосредственным, не было бы началом. Если же оно неопределенно и тем самым есть истинное начало, то оно не обладает ничем таким, с помощью чего оно перевело бы себя к некоторому другому, оно есть вместе с тем и конец. (83), то есть начало должно быть противоречивым. Поэтому Гегель и взял за начало бытие-ничто.

Не существует ничего такого, что не было бы промежуточным состоянием между бытием и ничто. (96)

И вспоминается мне давнишний разговор с отцом. Заканчивал я школу.

— И куда ж ты, сын, надумал идти учиться?
— Пойду учиться на философа, отец.
— Ишь чего удумал. Шел бы ты лучше в инженеры.
— Фи, в инженеры! Инженер — это всего лишь высококвалифицированный
слесарь.
— Ну, тогда философ — это всего лишь высококвалифицированный болтун.

И никогда не сожалел я после, что не пошел в философы.

Внушает прямо-таки исторический оптимизм, что простому русскому народу, несмотря на колоссальный многолетний прессинг, при полнейшей изоляции от каких-либо иных взглядов, «вправить» мозги диалектикой так никому и не удалось. Об этом свидетельствую многие и многие анекдоты. Например:

Приезжает Чапаев из академии, и Петька его спрашивает:
— Василий Иванович, что ж это такое — диалектика? Комиссар Фурманов
буровит чего-то, а понять невозможно.
— Э, Петька, это вопрос тонкий.
— А все-таки, Василий Иванович?
— Ну ладно, видишь вон двух бойцов, один грязный, как трубочист, другой
чистый?
— Вижу, Василий Иванович.
— И как ты думаешь, который из них раньше в баню пойдет?
— Который грязный.
— Нет, Петька, грязный не пойдет, потому что он привык ходить грязный, и в баню его можно загнать только приказом. А который чистый, тот привык быть чистым и сейчас побежит помоется. Понял?
— Понял, Василий Иванович. Это и есть диалектика?
— Нет, Петька, это еще не диалектика. Вон видишь двух бойцов, один
грязный другой чистый?
— Вижу, Василий Иванович.
— И как ты думаешь, кто из них раньше в баню пойдет?
— Который чистый.
— Нет, Петька, чего чистому идти, когда он только что из бани вышел?
Конечно, грязный пойдет, видишь, он уже чесаться начал. Понял, Петька?
— Понял, Василий Иванович. Это и есть диалектика?
— Нет, Петька, это еще не диалектика.
— А в чем же тогда диалектика, Василий Иванович?
— Диалектика в том, что ни один из них в баню не пойдет.
— А это еще почему, Василий Иванович?
— А потому, Петька, что я полчаса тому назад приказал баню закрыть.

Вернемся, однако, к тексту. При всем нашем такте, при всей несомненно присущей нам природной деликатности, к великому нашему огорчению, любимый нами академический стиль изложения сохранить никак не удается. А всему виной Гегель. Врет, как сивый мерин! Ну действовал бы как Кант — прятал себе потихоньку концы в антиномии, так ведь нет — на глазах карты передергивает, как последний сукин сын! Ведь если все его тоскливое стрекотанье — высокоумное по форме и пустопорожнее по содержанию — отсеять, то в сухом остатке будет:

Гегель сначала двумя разными словами — бытие и ничто — обозначает одно и то же, а именно то, чего нет. В русском языке для этого есть одно слово — ничто. А далее, как дятел, сначала долбит с одного дерева, с дерева формы: вы что, не видите, это же совершенно разные, противоположные вещи -это бытие, а это ничто. Потом перелетает на другое дерево, на дерево содержания, и начинает долбить уже другое: откройте глаза и посмотрите, ведь говорил же я вам, что и бытие, и ничто, оба они суть то, чего нет, следовательно, они тождественно равны друг другу.

И думает, что эти его перелеты никто не заметит.

Таким, в общем-то нехитрым, боле того, примитивным, а если уж правду сказать, то чисто шуллерским способом и было сляпано ключевое, лежащее в основе всего диалектического учения, противоречие. Здесь и обнаруживаем впервые всеобъемлющее, классическое «единство и борьбу противоположностей». На протяжении всего дальнейшего изложения будет Гегель многократно показывать на него пальцем как на неоспоримое доказательство объективности вездесущих, всяческих и околовсяческих противоречий. Сие и есть «краеугольный камень» всей диалектической логики — «Науки логики» Гегеля.

Читателю, у кого мозги еще не стронулись со своего законного места, в это поверить трудно. Но это именно так. И «глубина» диалектической мысли здесь та же, что и в вопросе с движением.

Далее уже проще. Эти свои перелеты с дерева на дерево Гегель обозначил словом «становление», которое тоже, на «законном» уже основании, протащил через всю свою dialektike.

Заключая этот параграф, мы вынуждены отказать Гегелю даже в сомнительной славе изобретателя аттракциона по прыжкам с дерева на дерево. Слава эта в полной мере принадлежит Зенону Элейскому. Это он, патриций Зенон, изнывая от безделья, начал изгаляться и в своей апории про Протагора и Еватла довольно хитро попрятал под одним именем, именем Еватла, две разные личности — ответчика и адвоката, а после ловко перескакивал с одной личности на другую и злорадно хихикал, наблюдая, как его друзья — хитроумные греки — потеют, пытаясь разрешить его загадку.

Гегель же лишь сменил декорации. Он под одним именем пытается попрятать два разных дерева, надеясь, что если дятел один и тот же, к тому же долбит назойливо и неустанно, то люди не заметят.

В.И. Ленин этого достаточно простого фокуса не рассмотрел. Более того, он пришел от него в восхищение (см. Философские тетради).

Сначала я думал, что такой прозорливый мыслитель, каким был В. И. Ленин, не заметил этой «натяжки» потому, что читал Гегеля на немецком языке: читал он его в 1914-ом году, а первый русский перевод был сделан в 1916 г. Не исключено поэтому, что и осмысливал Ленин В. И. Гегеля по-немецки. Это не исключено еще и потому, что мать Ленина В. И. свободно владела немецким (или все-таки идишь?) языком, и поэтому языком Muttersprasche у Ленина В. И. вполне мог быть немецкий. Да и как браться за изучение такого грамматически сложного текста, не владея совершенно и досконально, на уровне родного, немецким языком?

Но позже понял, что дело совсем в другом. И интерес тут чисто шкурный: обтряси Ленин Гегеля — посыпется и Маркс. И что тогда останется делать Ленину? Только заняться адвокатской практикой.

Aufheben (снятие) имеет в (немецком) языке двоякий смысл: оно означает сберечь, сохранить, и вместе с тем прекратить, положить конец. (99)

У Гегеля «снять» означает что-то упразднить, а что-то сохранить.

Это очень удобное, крайне полезное для софистики слово; это просто находка, подарок судьбы, поскольку оно никак не определяет, что именно уничтожено, и что именно сохранено, и как все это произошло. Каждый может понимать так, как ему хочется. Или как выгодно.

То, что снимает себя, еще не превращается вследствие этого в ничто. Ничто есть непосредственное; снятое же, напротив, есть некоторое опосредствованное …(99)

Становление, как переход в такое единство бытия и ничто, которое есть как сущее, или, иначе говоря, имеет вид одностороннего непосредственного единства этих моментов, есть наличное бытие. (98)

Из игры слов ранее было выведено несуществующее на самом деле «единство бытия и ничто». Теперь ни откуда не выводится, а просто постулируется сущее, наличное бытие, то есть уже нечто реальное и, в том числе, нечто материальное, которому безо всякого на то основания присваивается противоречивость: основанием служит выдуманное ранее противоречие между абстрактными бытием и ничто.

Из становления происходит наличное бытие. Наличное бытие есть простая единость бытия и ничто. (101)

Снова некорректность: наличное бытие в рассматриваемой системе категорий не может происходить из становления; наличное бытие просто постулируется после постулирования становления.

В наличном бытии мы различаем его определенность, как качество; в последнем, как налично сущем, есть различение, — различение реальности и отрицания. (108)

Таким образом, качество вообще не отделено от наличного бытия, которое есть лишь определенное, качественное бытие. (108)

Наличное бытие есть налично сущее, нечто. (108)

Нечто е с т ь, и оно ведь есть также и налично сущее; оно, далее, есть в себе также и становление, которое, однако, уже не имеет своими моментами лишь бытие и ничто. Один из них — бытие — есть теперь наличное бытие и, далее, налично сущее; второй есть также некое налично сущее, но определенное как отрицание нечто, как другое. Нечто как становление есть переход, моменты которого сами суть нечто и который поэтому суть изменение, — есть ставшее конкретным становление. (110)

Снова не вывод, а простое постулирование, или, если угодно, хотение: наличному бытию безо всякого на то основания присваиваются противоположные качества — реальность и отрицание реальности.

…язык, как произведение рассудка, выражает лишь всеобщее. (111)

С точки зрения науки логики …так дух есть истинное нечто, а природа поэтому есть в себе же самой лишь то, что она есть в отношении к духу…(112)

Здесь, действительно, все зависит от точки зрения.

…положительное и отрицательное, причина и действие, хотя они берутся также как сущие изолированно, все же не имеют вместе с тем никакого смысла один без другого,…каждое из них как бы светится в своем другом…(117)

Положительное и отрицательное вполне могут существовать и существуют раздельно и независимо друг от друга; причина же и действие могут рассматриваться как аргумент и функция либо просто как последовательные ступени некоторого процесса. Поэтому противопоставлять причину и действие этой причины нет никаких оснований.

Нося тот или иной характер, нечто подвергается воздействию внешних влияний и обстоятельств. Это внешнее соотношение, от которого зависит характер, и определяемость некоторым другим, представляется чем-то случайным. Но качество какого-нибудь нечто в том и состоит, чтобы быть предоставленным этой внешности и обладать некоторым характером.(119)

Поскольку нечто изменяется, изменение имеет место в характере; последний есть в нечто то, что становится некоторым другим. Само нечто сохраняет себя в изменении, которое затрагивает только эту непостоянную поверхность его инобытия, но не его определение. (119)

Снова путаница: сначала нечто наделяется некоторым характером: Нося тот или иной характер. Что это такое — характер — не определяется. Тем не менее именно из-за характера нечто подвергается воздействию внешних влияний и обстоятельств. И далее поясняется: Поскольку нечто изменяется, изменение имеет место в характере. Но снова делается отскок назад: Само нечто сохраняет себя в изменении.

Короче — «диалектика», то есть dialektike.

Нечто, следовательно, есть непосредственное соотносящееся с собою наличное бытие и имеет границу ближайшим образом как границу в отношении другого; она есть небытие другого, а не самого нечто; последнее ограничивает в ней свое другое.- Но другое есть некоторое нечто вообще; стало быть, граница, которую нечто имеет по отношению к другому, есть граница также и другого как нечто, граница этого нечто, которой оно не подпускает к себе первое нечто, как свое другое, или, иначе говоря, она есть небытие этого первого нечто, — таким образом, она не есть только небытие другого, а есть небытие как одного, так и другого нечто и, значит, небытие всякого нечто вообще. (122)

Но она есть существенно также и небытие другого; таким образом, нечто вместе с тем есть благодаря своей границе. (122)

…нечто есть и не есть в своей границе. (123)

Во-во: одновременно есть и не есть. Между прочим, это очень удобный прием — есть и не есть. Пользуясь этим приемом, можно доказать что угодно. А тот факт, что прием этот совершенно бессовестный и к истине никакого отношения не имеет, так ведь dialektike…

…беспокойство нашего нечто — беспокойство, состоящее в том, что оно в своей границе, в которой оно пребывает, представляет собой противоречие, заставляющее его выходить дальше самого себя. (124)

Нечто вместе со своей имманентной границей, положенное как противоречие самого себя, в силу которого оно выводится и гонится вне себя, есть конечное. (125)

Наличное бытие определено; нечто имеет некоторое качество, и оно в последнем не только определено, но и ограничено; его качество есть его граница…(125)

Это что же такое получается, граждане? Ведь еще мама говорила, когда я шалил, что всему есть граница. Значит, все в этом мире находится в беспокойстве и гонит само себя дальше, за свои границы, невесть куда? И кто скажет — куда, если ясно, что невесть куда?

В очередной раз ошарашил, прямо-таки как вот этот волк (М.Сточик):
И вдруг из-за елки волчище — шасть!
И зубы в улыбке скалит.
А ну, говорит, полезай ко мне в пасть,
И не входи в детали!
Но я, держа перо навесу, ответственность тоже, как будто, несу:
Козел на веку повидал всего
И мудро проблеял: друже,
А ты, браток, случайно, того,
Корягой не оконтужен?

Находясь в здравом разуме и трезвой памяти, свидетельствую и удостоверяю: оконтужен Гегель корягой, точно оконтужен!

Здесь путаница совершенно несусветная. Но не безобидная: размывая понятие границы, можно «доказать» все, что угодно. Собственно, метода прежняя: нечто есть и не есть (в своих границах, в частности).

Но утверждение — еще не есть поэтому доказательство, и весь пассаж о границе — всего лишь слепок его же пассажа о движении и представляет собой просто-напросто нелепицу.

Вопрос о границе досконально исследован в такой области математики, как топология (Бурбаки Н., Общая топология, М., 1968), где с полной ясностью показано, что граница между двумя множествами (между двумя нечто) принадлежит либо одному нечто, либо другому нечто, либо не принадлежит ни одному из этих нечто.

Если же что-то принадлежит обоим нечто, то это есть не их граница, а всего лишь область их «совместного владения». Математики называют эту общую область пересечением множеств. Поэтому граница существует наряду с нечто, и никакого противоречия из существования границы не проистекает. Пытается обмануть нас Гегель.

По видимому, всех людей, которые не философы и поэтому не способны вместить в себя высокомудрые мудрые гегелевские откровения, считал Гегель за козлов, которым, чтоб не блеяли, когда их не спрашивают, надо непременно настучать по рогам. И Гегель стучит, правда, не по рогам, а по мозгам.

Конечные вещи суть, но их соотношение с самими собою состоит в том, что они соотносятся с самими собою как отрицательные, что они именно в этом отношении с самими собою гонят себя дальше себя, дальше своего бытия. Они суть, но истиной этого бытия служит их конец. Конечное не только, как нечто вообще, а преходит…(126)

…час их рождения есть час их смерти.

Определение конечных вещей не простирается дальше их конца. (127)

Собственно, это Гераклит: все течет, все изменяется.

И Соломон: все проходит.

Только причины могут быть различны.

То, что все имеет ограниченный срок жизни, отрицать, наверное, не надо (за исключением Слова Божия). Но то, что каждая вещь противоречит самой себе, ниоткуда не следует. Выдумка Гегеля.

…конечное противостоит бесконечному во веки веков;

Это Гегель тоже просто выдумал. Никакого противостояния тут не имеется. Просто мы имеем дело с разными вещами.

…развертывание конечного показывает, что оно в самом себе, как это внутреннее противоречие, рушится внутри себя, но при этом действительно разрешает указанное противоречие, обнаруживая, что оно не только преходяще и преходит, но что прехождение, ничто не есть нечто окончательное, а само преходит. (128)

То есть бесконечность достигается через конечность, а движение, развитие либо регресс, бесконечно.

…конечное…лишь стало некоторым другим конечным, которое… есть тоже прехождение как переход в некоторое другое конечное, и т. д. до бесконечности. (135)

Формы наличного бытия… непосредственно положены лишь как определенности, как конечные вообще. (136)

…удерживая бесконечное вдали от конечного, мы его как раз лишь оконечиваем. (136) — это не более, чем личное мнение.

Бесконечное есть:

а). в простом определении утвердительное как отрицание конечного;

Это тоже ни откуда не следует.

в). но оно тем самым находится во взаимоопределении с конечным и есть

абстрактное, одностороннее бесконечное;

Соответственно и это ни откуда не следует

с). Оно есть само снятие этого бесконечного, а равно и конечного, как

единый процесс, — есть истинное бесконечное. (136)

Сняли конечное и сняли бесконечное и получили истинное бесконечное.

А что конкретно сняли в конечном, и что конкретно сняли в бесконечном, и что конкретно осталось после этих снятий — умалчивается.

Природа самого конечного в том и состоит, чтобы выходить из себя… и становиться бесконечным. (137)

Не в упразднении конечности вообще рождается бесконечность вообще, а конечное только и состоит в том, что само оно через свою природу становится бесконечным. (137)

…конечное и бесконечное, суть движение, состоящее в возвращении к себе через свое отрицание…(149)

Бормотанья много — мысли мало.

Гегель, и это видно из двадцать первого века, не до конца в начале века девятнадцатого понимал природу бесконечного. Это простительно: Кантор и др. пришли лишь к концу девятнадцатого века.

Непростительно то, что Гегель делает умный вид и пытается поучать в вопросах, в которых сам ничего не смыслит.

Бесконечное… есть…по существу лишь становление, но становление, теперь далее определенное в своих моментах. Становление имеет сначала своими определениями абстрактное бытие и ничто; затем оно как изменение имеет своими моментами налично сущие, то есть нечто и другое; теперь же как бесконечное оно имеет своими моментами конечное и бесконечное, которые сами суть становящиеся. (151)

Все многообразие мира Божия пытаются уложить в прокрустово ложе «бытие-ничто-становление», при этом если на наличное бытие, на нечто, еще как-то можно натянуть понятие становление, то как его, не впадая в прострацию, натянуть на бесконечность? Ведь, по Гегелю, бесконечность суть бесконечный ряд конечного, стало быть, понятие становление здесь просто притянуто за уши.

Вообще это все — уже знакомые нам прыжки «с дерева на дерево».

Только дурное бесконечное есть потустороннее, ибо оно представляет собою лишь отрицание конечного…(151)

«Дурную» бесконечность именуют еще актуальной бесконечностью. Ныне успешно используется в математике.

…незавершенная рефлексия имеет перед собою оба определения истинно бесконечного: противоположность между конечным и бесконечным, и единство конечного и бесконечного, но не сводит вместе этих двух мыслей. Одна мысль неразлучно приводит за собой другую, эта же рефлексия лишь чередует их. Изображение этого чередования… появляется повсюду, где не хотят выбраться из противоречия единства двух определений и их противоположности. (154)

Естественно! И тут, и не тут. Одновременно, понимаете ли вы, несчастные!

А кто не может вместить в свою голову, что одновременно бывает

А = А и А ¹ А, при это еще А ¹ 0, и что иначе просто не может быть, какой же он тогда философ?

Конечное… заключает в себе свое отрицание, бесконечность: это их единство; затем совершается выход вовне за конечное к бесконечному как потустороннему конечного: это их разъединение. Но за бесконечным есть другое конечное; выход за конечное, бесконечность, содержит в себе конечность: это их единство. Но это конечное есть также некое отрицание бесконечного: это — их разъединение и т. д. (154)

…кто хочет проникнуть в природу бесконечного… должен осознать, что бесконечный прогресс… носит характер чередования обоих определений, чередование единства и раздельности обоих моментов, а затем должен иметь дальнейшее сознание того, что это единство и эта раздельность сами нераздельны. Разрешением этого противоречия служит не признание одинаковой правильности и одинаковой неправильности обоих утверждений — это будет лишь другой формой остающегося противоречия, — а идеальность обоих определений, в каковой они в своем различии как взаимные отрицания суть лишь моменты…(155)

…единство конечного и бесконечного и их различение суть та же самая нераздельность, что конечность и бесконечность. (159)

Та же самая, с гулькин нос, к тому просто лживая мысль — и тут, и не тут.

Далее до конца главы следуют рассуждения об «одно» и «пустота», о притяжении и отталкивании, об атомах. Опущено.

В рассуждении о конечном и бесконечном Гегель прямо грешит против логики, чему мы уже перестали удивляться: «Но за бесконечным есть другое конечное»; бесконечное потому и бесконечно, что за ним уже нет и не может быть никакого конечного. Утверждать противоположность конечного бесконечному также нет оснований: они просто качественно различны. А вообще «логика» та же, что и в рассуждении о бытии и ничто.

Категория «качество» — суть определенность наличного бытия. Иными словами, категория «качество» принимается как само собой разумеющееся и досконально не анализируется (как всего лишь определенность наличного бытия)