В первой книге Объективной логики абстрактное бытие было изображено как переходящее в наличное бытие, но также и возвращающееся в сущность.
Во второй книге мы видели, что сущность определяет себя так, что становится основанием, в силу этого вступает в существование и реализует себя в виде субстанции, но снова возвращается в понятие. Относительно же понятия мы прежде всего показали, что оно определяет себя так, что становится объективностью. (156)
Порядок, принятый Гегелем при изложении своей Логики, не является обязательным. Но и не обязательно должен быть отвергнут. Как, впрочем, и вопрос, с чего начинать Логику, может быть решен по-разному.
…невозможно выколупать существование из понятия. (156)
Вот это правильно.
…перед нами проходило уже несколько форм непосредственности, но в разных определениях. В сфере бытия она есть само бытие и наличное бытие; в сфере сущности — существование, а затем действительность и субстанциональность; в сфере же понятия, кроме непосредственности как абстрактной всеобщности, мы имеем еще теперь и объективность. (159−160)
Бытие есть первая непосредственность, а наличное бытие есть она же с первой определенностью. Существование вместе с вещью есть непосредственность, возникающая из основания, из снимающего себя опосредствования простой рефлексии сущности… Действительность же и субстанциональность есть непосредственность, происшедшая из снятого различия между несущественным существованием в качестве явления и его существенностью. Наконец, объективность есть такая непосредственность, к которой понятие определяет себя через снятие своей абстрактности и опосредствования. (160)
И ведь все это действительно происходило, правда, в основном лишь в голове у Гегеля.
Подобно материальному механизму, духовный механизм также состоит в том, что соотнесенные в духе моменты остаются внешними и по отношению друг к другу, и по отношению к нему самому.
Путай-путай. Какие именно моменты? Каким образом и с чем соотнесены?
Что, и в кривошипно-шатунном механизме, к примеру, тоже есть соотнесенные моменты, подобно духовному механизму?
Механический способ представления, механическая память, привычка, механический образ действия означают, что в том, что дух воспринимает или делает, недостает его своеобразного присутствия и проникновения. (163)
Так как определенность какого-либо объекта лежит в некотором другом объекте, то не имеется никакой определенной разницы между ними… она есть безоговорочно лишь нечто тождественное, и объяснение или постижение постольку тавтологично. (166)
Это не так. Каждый объект имеет свою определенность, или качества, или свойства. Другим объектом мы эту определенность лишь измеряем.
Тем самым имеется противоречие между полным безразличием объектов друг к другу и тождеством их определенности…(167)
Соответственно и противоречия такого не имеется.
Механический процесс есть полагание того, что содержится в понятии механизма, стало быть, …полагание некоторого противоречия. (169)
Ну никак не может Гегель, чтоб к месту и не к месту не разразиться противоречием. Какое-такое еще противоречие может быть в механическом процессе? Может, износ? Или Гегель имеет в виду третье начало (закон) Ньютона, где действие равно противодействию, и это приводит его в диалектическое умиление? Действительно, раз есть противодействие, так ведь вот оно и есть — противоречие! Мы же, неискушенные и непросвященные, видим здесь лишь элементарное взаимодействие.
…в воздействии объектов друг на друга прежде всего полагается их тождественная всеобщность…(170)
Наверное, правильнее будет сказать — их материальность?
Первым моментом… реального процесса служит, как и ранее, сообщение.
Совершенно не обязательно.
Более слабый объект может быть охвачен и пронизан более сильным лишь постольку, поскольку первый объект воспринимает его в себя и образует с ним одну сферу. …если представить себе нечто совсем глупое и неблагородное, то высокий ум и благородство не могут произвести на него никакого впечатления; единственное последовательное средство против разума состоит в том, совсем не связываться с ним. (173), то есть: Если бы они не находились в одной сфере, то их соотношение друг с другом было бы бесконечным суждением, и между ними не был бы возможен никакой процесс. (174)
Вещи вполне очевидные, но суждение здесь ни при чем.
…поскольку закон в идеальности своего различия соотносится лишь с собой, он есть свободная необходимость. (180)
Так. Значит, закон имеет различия, а эти различия имеют идеальность.
И еще закон соотносится сам с собой. И вот поэтому-то закон и есть свободная необходимость.
Dialektike, не logos, а это понимать надо.
Химический объект отличается от механического тем, что последний есть тотальность, безразличная к определенности; в химическом же объекте определенность и, стало быть, соотношение с другим, а также вид и способ этого соотношения принадлежит, напротив, к его природе. (182)
Под химией понимается здесь вся химическая наука.
Сам химизм есть первое отрицание безразличной объективности и внешности определенности… (187)
…то и другое — как механизм так и химизм, — берутся вместе под общей рубрикой «природной необходимости», так как в механизме понятие не существует в объекте, потому что объект этот, как механический, не содержит в себе самоопределения, в химизме же понятие обладает или напряженным, односторонним существованием, или (поскольку оно выступает как единство, напрягающее нейтральный объект и расщепляющее его на крайние термины) понятие, упраздняя эту раздельность, оказывается внешним самому себе. (190−191)
Механизм показывает себя стремлением к тотальности уже тем, что он старается понять природу самое по себе, как некоторое целое, не требующее для своего понятия ничего другого, — тотальность, не имеющая места в цели и в связанном с ней внемировом уме.
Очевидно, ни в механике, ни в химии Гегель, если очень мягко, не преуспел.
Было бы лучше, если бы он их вовсе не касался. А то как-то даже неловко за Гегеля, когда читаешь такие перлы…
Этот принцип дает поэтому в своей связи внешней необходимости сознание бесконечной свободы по сравнению с телеологией, выставляющей все незначительные и даже ничтожные определения своего содержания как нечто абсолютное, в котором более всеобщая мысль может чувствовать себя лишь бесконечно стесненной и даже испытывать отвращение.
Есть ли цель в мире, нет ли цели в мире, это науке не известно. И, видимо, известно не будет. Это можно и нужно спросить лишь у религии. Религии это хорошо известно.
Так как цель конечна, то она, далее, имеет некоторое конечное содержание; тем самым она не есть нечто абсолютное или, иначе говоря, не есть нечто безоговорочное, в себе и для себя разумное. Средство же есть внешний средний термин того умозаключения, которое представляет собой выполнение цели; в средстве поэтому разумность цели являет себя как разумность, заключающаяся в сохранении себя в этом внешнем другом и как раз через эту внешность.
Постольку средство есть нечто более высокое, чем конечные цели внешней целесообразности; плуг почтеннее, чем непосредственно те наслаждения, которые подготовляются им и являются целями. Орудие сохраняется, между тем как непосредственные наслаждения проходят и забываются. В своих орудиях человек обладает властью над внешней природой, хотя по своим целям он скорее подчинен ей. (205)
В понимании русского человека объективное суть то, что принадлежит объекту и не зависит от субъекта. Только-то.А вот по поводу соотношения цели и средств, с Гегелем следует согласиться: высокие цели не могут быть достигнуты грязными средствами. Короче: цель не может оправдать средства.
